ВРЕМЯ СИЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ
Сейчас время сильных людей. Самые зоркие из дальновидных
поняли это давно и стали тяжелоатлетами,
украсили плечи из дельтовидных
мышц загорелыми эполетами.
Теперь они возвышаются в виде мраморных колонн
среди серых, сутулых от горя масс.
Их заграничный одеколон
называется «Марс».
Печальная для романа тема.
Роли, за которые из зала не крикнут «браво».
Но это — их собственная система.
Это — их личное право.
Они на людей сильно похожи,
как и мы, стадами проходящие мимо.
Под их бронированной кожей
тикает та же мина.
И когда я смотрю на них, я думаю не про страх,
трогающий их нервы, как кожу — пятно нарыва,
а о том, что отражается в их глазах
в момент взрыва.
Отец ли, что был добр, пьян, волосат?
Женщина, от ладоней которой было всегда горячо?
Мама, умершая год назад?
Или кто-то еще?
Нет. Их глаза без зрачков — алюминиевые кольца,
мозаика жилок, паволокой осевший пейот.
И с какой бы стороны не светило холодное солнце,
тень их всегда падает строго вперед.
БУРИМЕ
Я выходил из ночного клуба,
в пьяном угаре которого провел полсуток.
Проводить полсуток в клубе — довольно глупо.
Это не предмет для плоских шуток.
Из подобных полсуток складываются эпохи.
Полсуток — пылинка, эпоха же — столбик пыли.
Прекрасно понимаю, что со временем шутки плохи,
что сегодня мы «есть», а завтра мы просто «были».
Я полсуток пил виски и слушал гитарную
музыку. Смотрел на красивые пальчики музыканта.
А завтра превращусь в частицу элементарную,
и будут поминки. И друг спросит друга: «Где твой стакан-то?»
Но в природе не существует разума настолько голого,
продравшегося сквозь повседневных забот сады,
чтоб постоянно думать, что окружающие тебя головы,
бицепсы, пальцы, бедра, зады,
стройные ноги и загорелые торсы,
эта вот проститутка или этот вот деловой
— станут трухой. Я в мысль эту прочно втерся
подвыпившей головой.
Отчего-то в последние дни немного болит сердце,
не согласное по-данковски гореть дотла.
Я уже выглотал пригоршню алка-зельцера,
но не могу не смотреть на скачущие вокруг тела.
Может, я вдруг полюбил людей?
Да нет, не полюбил. Полюбить их — глупость.
Просто я сильно стал чувствовать их идей
и особенно тел бесконечную хрупкость.
А когда начинаешь это чувствовать долго,
вот эту возможность внезапной и полной обвальности
человечества, разум становится острым,
как
металлическая иголка
в ягодице реальности.